|начало игры|

Конец недели, которого Жаклин всегда с нетерпением ждала, в этот раз выдался просто ужасным. Её отношение к любимой работе и отдыху было примерно на одном уровне, но только проснувшись в эту пятницу, она поняла, что та начинает надоедать. В такой разноплановой и творческой работе, как бы она того не хотела, начинали проскальзывать нотки обыденности, рутины, которую Рувье так не любила. Прежде такое случалось не один раз, но, наученная горьким опытом, девушка всегда старалась избежать этого. Коллеги негодовали, когда она не выходила на работу, предпочитая сидеть в парке и просто любоваться на природу, или же сидеть где-нибудь в центре города, среди живущего своей жизнью мира и думать ни о чём. Мечтать о чём-то новом, что может целиком захватить её, пытаться представить, что будет с ней, если она оставит на время музыкальное творчество и займётся литературным или изобразительным искусством. Все виды проявления воображения хоть как-то очень нравились ей, но, тем не менее, в первый раз (который она запомнила и который оказался для неё единственным), Жаклин отошла от своего же мнения и неожиданно для себя стала изучать иностранные языки. Дело было ещё тогда, когда она покидала Мюнхен и не знала, чем себя занять. Билеты были заказаны, но ей так хотелось увидеть город и прихватить с собой хотя бы маленькую частичку колоритной и сильной Германии, что она не нашла ничего лучше, как приютить у себя в сердце их неповторимый, грубый, но в то же время завораживающий дойч.

Италия за короткое время стала её вторым домом. Ещё будучи ребёнком, Жаклин невольно проводила параллель между нежной Францией, которая теперь ассоциировалась у неё с дождливой, но тем не менее, уютной погодой, а теперь и совершенно другая, солнечная и знойная Италия, но в то же время, так похожая на её родину. Многое - речь, музыка, вежливое и трепетное отношение - напоминали ей Лилль, и Жаклин тосковала, сдерживаясь от внезапных порывов бросить всё и уехать.
Всё чаще и чаще она звонила родителям, которые успокаивали её, что акклиматизация рано или поздно должна пройти, и однажды она проснётся без чувства смертельной тоски по дому. Через несколько месяцев так и случилось, но ничто не могло заменить её оставшуюся в прошлом атмосферу родного дома, ведь теперь она жила совсем одна.

Отношения капризной и самоуверенной француженки не складывались ни с кем - её партнёры считали, что себе дороже портить нервы, а то, что она предпочитала только тех девушек, которые были падки на лесть, и которых она могла называть своими, уменьшало её круг знакомств чуть ли не на три четверти. Но сама девушка нисколько не жалела об этом, ведь её настоящей любовью была только музыка - бесполая, совершенная и прекрасная. Могучая, словно океан, громадная, как сама Вселенная и завораживающая, подобно звёздному небу.

Во многом её страдания были обусловлены любовью к ночному времени суток. Девушке очень нравилось просто сидеть, глядя в бесконечность чёрного полотна, разрисованного Плеядами звёзд. До серьёзного увлечения не доходило, но простенький телескоп она всё же приобрела и ночью часто подолгу рассматривала каждое небесное тело. Могло показаться странным, но ночная жизнь Италии, которая ничем не уступала другим городам, знающим толк в веселье, её не манила. Жаклин совершенно безразлично относилась к просьбам коллег и друзей, которые стремились везде таскать её с собой.
Она не возражала. В те дни, когда ей было нечего делать, Рувье вяло соглашалась, слабо думая о том, что её ждёт, и после всех приключений уже с улыбкой вспоминая прошедшую ночь, либо отказывалась, если чувствовала недомогание и жалобы своего далеко не идеального здоровья. Так и протекала её жизнь. Плавно, без каких-либо фиаско, но и без бурных восторгов, которых за всю жизнь выдалось не так уж и много.

Пятница получилась насыщенной и отвратительной на отрицательные события. Увлечённая поиском нового спутника у одному создателю известно какой планеты, Жаклин сладко проспала до полудня, не слыша слабого писка телефона, который был оставлен там же, на балконе. Спустя полчаса она на крыльях летела на работу, где, помимо втыка, её ждали несколько предложений, решить которые с ходу было невозможно, поэтому остаток рабочего дня она провела, постоянно сверяя бумаги и ожидая, пока дорогие гости изъявят своё согласие участвовать в концертной программе, намечающейся на следующих выходных.

Устало вздохнув, Жаклин посмотрела на часы. День этот был в общем-то неофициальным, о чём она вспомнила ещё до выхода из дома, поэтому намеренно не соблюла правила дресс-кода, о чём впоследствии ни разу не пожалела, ведь приняли её на "ура".  Выйдя из здания филармонии, она решила всё-таки зайти в кафе, которое изначально планировалось как убежище от работы. Ах, если бы не эти внеплановые предложения...

Ноша в лице виолончели, прихваченной с работы, стала оттягивать руку. Инструмент был расстроен донельзя после последнего выступления, а в процессе репетиций никто не удосужился вновь настроить его. К тому же смычок был безнадёжно испорчен, поэтому поход в музыкальный магазин теперь был только делом времени.

Кафе было открытым. Это как позволяло наслаждаться звуками природы и ощущать больший контраст от объёмности окружающей среды, так и не обращать должного внимания на речь других людей, также пришедших сюда на чашечку кофе или ранний ужин.
К её удивлению, в кафе было не протолкнуться, но единственное место, которое она заприметила, до сих пор оставалось свободным. Опустившись на место и облегчённо вздохнув, она мимолётно взглянула на соседа по столику - какого-то мрачноватого типа, погруженного в чтение. Возле него стояла почти пустая чашка с кофе, которую он вскоре допил и удалился, не проронив ни слова. Следя за его бегающими глазами, периодически отрывающимися от чтения, Жаклин только хмыкнула. Недостаточно громко, чтобы тот посчитал это за вызов, но и недостаточно тихо, чтобы показать, что ей неприятно такое обращение.

После ухода мрачной личности, она подозвала официантку, хорошо знакомую ей, заказала чёрный кофе с лимоном и тирамису. Вскоре заказ принесли, и она, к тому времени занявшаяся распределением времени на завтра и составлением чёткого плана, принялась совмещать это с десертом. Кофе несказанно бодрил её, но Жаклин знала, что к тому времени, когда Ночь вновь зажжёт свои Звёзды, спать будет хотеться гораздо больше. Сумка с инструментом стояла чуть позади неё, но боясь, что кто-нибудь заденет её, она строила её между ног - словно собираясь играть.

- Почему этот кофе слишком горький? А десерт слишком сладкий? Почему всё вообще идёт не так как надо? - на мгновение оторвавшись от жизненного важного сейчас плана, подумала Жаклин. - Кажется, кратковременный отпуск мне всё же не помешает. И даже более того, спасёт от непредвиденных срывов. Я снова начинаю избегать работы, к которой так стремилась. Родители наверняка сказали бы мне, что это подобно тому, что топтать свою мечту. Может, стоило всю жизнь провести на родине? Чёртов самоанализ сейчас, он так не нужен, так вреден. И несмотря на это, я всё равно ищу причины в себе, хотя и отказываюсь признавать хамство со стороны коллег. Как недальновидно с их стороны было подумать, что втеревшись ко мне в мнимые друзья, они могут позволять себе намного больше. Завтра же первым делом поставлю их на место. Не для этого я столько вкалывала, чтобы теперь они указывали мне на моё положение.

Усталость, преследовавшая её с самого начала дня, сопровождавшегося поздним пробуждением и всяческой суетой, теперь сменилась раздражением. Она уже не так тщательно расписывала планы, временами смотря по сторонам и отвлекаясь на звуки чужой речи.

- Значит, сперва я схожу на работу и договорюсь с новыми участниками о проведении концертной программы, затем у меня будет перерыв в пару часов, за которые можно будет наведаться домой и нормально поесть, не в пример утреннему завтраку. Хотя, вполне возможно, что мне придётся использовать это время, чтобы нанести визит в музыкальный магазин. Конечно, можно было бы купить новый инструмент, но к нему придётся привыкать так или иначе, поэтому вариант заменить смычок и струны для меня более предпочтительный. Затем..

Она вновь оторвалась от писанины, но только для того, чтобы сделать очередной глоток горького, уже немного остывшего напитка. Несмотря на то, что Рувье получала в подарки всевозможные планинги и органазйеры, она напрочь отказывалась ассоциировать себя с образом бизнес-леди, сложившимся у неё в результате не совсем объективных взглядов. В первую очередь, на родителей. Жаклин видела, как матери порой бывает неудобно следовать всем этим нормам и правилам, принятым в обществе и уже совсем скоро она стала пренебрежительно относиться к этой сомнительной привилегии. Да и привилегии ли? Раньше она не могла понять, почему дизайнер одежды, человек творческий и разносторонний, не может ходить в том, в чём ему действительно нравится и в чём ему действительно удобно ходить? Возможно, что правилами это не возбранялось, но мать каждый раз отвечала ей уклончиво, что у разных клиентов могут быть разные вкусы относительно её идеала одежды и гораздо легче при этом соблюдать дресс-код, принятый стандартом.
Во-вторых - для себя. Обычно даже самые незначительные встречи порой предполагали творческого проявления, такого как умение что-то объяснить, сделать, или же просто поиграть на каком-нибудь инструменте. Поэтому после пары неудачных выступлений строгий и деловой костюм покоился в шкафу и надевался лишь тогда, когда это было необходимо, будучи в остальных случаях заменённым на повседневную одежду. На новом месте, где она и приняла это решение, быстро привыкли к её метаморфозам. Несмотря на то, что сама Жаклин не одобряла это правило, уверенная в том, что все просто начали копировать её саму, приходя на работу в чём вздумается, она в некоторых случаях закрывала глаза на пренебрежительное отношение к работе. Во всяком случае, главное - результат, а не результаты она никогда не жаловалась.

Заканчивая план в обычном блокноте, но уже с гораздо большим воодушевлением, Жаклин не сразу поняла, что её покой потревожили. Общество, конечно, было теперь приятнее, нежели тот мрачный любитель чтения, что покинул кафе несколько минут назад, но и сказать, что она была расположена к беседе, было нельзя. С мгновение подумав над ответом, она произнесла, скрывая видимое раздражение, смешанное с усталостью:

- Разумеется. Ведь это только кафе.

Рувье попыталась избежать таких некультурных фраз, как "Это же не мой дом", и прочих, связанных с ней. Во всяком случае, каждый мог присесть на любое свободное место, как совсем недавно сделала и она сама, не удосужившись спросить об этом соседа по столику. Было видно, что эта девушка в разы культурнее, чем сама Жаклин, которая повела себя вовсе не так, чтобы, как обычно, понравиться.

- Ничего страшного - кивнула она, отвечая взглядом и смотря в глаза девушки - Должна признать, вы самый вежливый человек, который попался мне сегодня.

- Боже, что я говорю? Какая бестактность, чёрт... Вот ведь как сказывается раздражение. Я просто закипаю от гнева, но теперь уже сама на себя... Проклятье! Даже не могу подобрать слов, чтобы продолжить обычную беседу. Совершенно точно, надо заняться завтра этими лентяями.

Она несколько раз подчеркнула слова о визите на работу, которые занимали всё утро, как будто тем самым значимость их могла в разы возрасти, а сонливость, так свойственная ей утром, уйти в никуда, и вновь вернулась к беседе.

- Простите, я сегодня никак не склонна к длинному разговору, день у меня выдался таким, что гораздо предпочтительнее было бы выдрать кому-нибудь остатки волос - вздохнула Жаклин - В очередной раз убеждаюсь, что чем меньше у человека волос, тем больше он склонен раздражать... - короткая пауза, очередной взгляд на девушку напротив и, придав голосу окрас сконфуженности, ведь актёрское мастерство никак не зависело от её усталости, новая фраза:

- Я никого конкретно не имела в виду.

Рувье старалась не производить на новую знакомую неприятного впечатления, ведь во всех знакомствах в ней граничили высокомерие и тщеславие, но теперь, измученная за день, она предпочла второе первому.

- Жаклин - коротко представила она, поправив волосы, потревоженные порывом ветра. Поудобнее зажав инструмент между коленей, она сделала ещё глоток кофе и вновь устало вздохнула - скорее непроизвольно, чем с мыслью кого-то задеть и показать раздражение.

-А ваше имя я могу узнать? - задала блондинка встречный вопрос.

До определённого момента Жаклин никогда не воспринимала подобные знакомства всерьёз, ведь, как правило, ничего хорошего они за собой не влекли. Или все знакомые оказывались какими-то маньяками, либо просто скучными, как сухари. Она помнила несколько партнёров, которые относились именно ко второй категории, и всякий раз ужасалась, что эта история когда-нибудь повторится. Рувье увядала в их обществе, подобно цветку, но придуманные ей песни были настолько различны по гамме, что она порой специально стала искать таких людей для вдохновения. Со стороны это было незаметно, но сама Жаклин сравнивала это состояние с процессом асфиксии. Она тоже чувствовала это странное удушье, обусловленное скукой. Кто знает, может быть это молило о пощаде вдохновение. Когда же Жаклин, наконец, прощалась с очередным человеком, который поспособствовал этому, то сразу направлялась творить.

Изголодавшееся, измученное вдохновение впадало в крайности, но всё-таки выдавало всё, на что было способно - и Рувье успевала только записывать. Такие композиции ей было особенно приятно играть, даже несмотря на те состояния, что преследовали её в процессе сочинения. Была ли то депрессия, обусловленная долгим творческим кризисом или простым застоем на работе, или же Жаклин была зла на кого-то - роли не играло. Она одинаково прекрасно могла сочинять и в горе и в радости, если сама того хотела. Иначе выходило скучно и неинтересно.

Внезапно пришедшая волна о вдохновении требовала реализации, но француженку немного (совсем чуть-чуть) смущало присутствие новой знакомой. Поколебавшись с долю секунды, она отдала предпочтение именно музыке. Листок блокнота с примерным планом перекочевал во внутренний карман жакета, чтобы вечером быть полностью забытым, пока тот не промочит дождь или не придётся стирать вещь. Конечно, можно было бы обойтись и вовсе без стирки, покупая всё новые и новые вещи, но Рувье предпочла менее расточительный образ жизни. Работа была постоянной, но, так же как и во многих других ситуациях, Жаклин не могла быть полностью уверена в завтрашнем дне. Живёт она очень неплохо, но это как раз тот случай, когда идти ва-банк с жизнью не стоит - карты у неё на руках всегда будут лучше.

Второй лист блокнота тут же покрылся нотной сеткой, а тот, что был рядом - словами. Песня. Сюжет её родился в голове совсем недавно и должен был быть тут же осуществлён. Пускай это было не начало дня, когда даже самая тщательно запоминаемая информация может кануть в лету, а уже его итог, когда можно было спокойно пойти домой, но в данном случае делать этого было нельзя. Она не могла прервать знакомство, пусть её интерес уже немного поутих - в связи с окатившем её порывом.

Нисколько не стесняясь, она извлекла инструмент из чехла, только после этого заметив в кафе несколько знакомых. Улыбка на лице девушки померкла - она ведь не собиралась играть, но теперь, записав основные ноты и слова должна была это сделать.

- А почему бы не подарить им эксклюзив? Разумеется, потому что я хочу этого, а не для чьей-то выгоды. Как будет приятно играть её в дальнейшем, пусть даже исполняя только на концертах. История песни началась в любом случае необычно, поэтому я не сомневаюсь, что она будет особенной. Как для меня, так и для слушателей. Ведь люди постарше всегда интересуются тем, в какой атмосфере была создана та или иная композиция. Людей помоложе всегда интересует обстановка, в которой вдохновение посещает творца, людей постарше - само эмоциональное состояние того, кто создал песню. Но, причудливо извиваясь и соприкасаясь, все эти пути ведут к одному - созданной песне, которую нельзя разложить на составные части. Она должна быть единой, и в то же время в ней должен слышаться каждый, кто поучаствовал в её создании. Я позволю другим записывать её вместе со мной. Создавать песню в одиночку - не лучший вариант. Я быстро устану и всё пойдёт насмарку, как было раньше. Но сейчас, когда это так нужно, я не дам ей умереть. А со временем поддерживать жизнь в известной песне не потребуется - она сама станет бессмертной.

А про что, собственно, была песня? Про обыкновенный вечер, подобный этому. Там не было ничего особенного и примечательного, просто было рассчитано как раз на это. Простота тоже умеет покорять не хуже...

"Дым табака укроет плечи и будет плавиться капрон..."

Правда, специфика песни была несколько иной, и исполнять её на одном-единственном инструменте было нельзя, но это Жаклин поняла только к концу своей игры. Во всяком случае, это был только набросок, но полноценной песни, трогающей сердца слушателей, было ещё далеко. Вздохнув, она закончила и под аплодисменты публики вновь заключила виолончель в чехол.

- Простите - обратилась она к Карле - Вдохновение не стучит в дверь моей души, у него уже давно есть ключ.

Нельзя не заметить, как этот прилив сил повлиял на Жаклин. Теперь она выглядела отдохнувшей и более спокойной. Музыка вкупе с предвкушением скорой записи новой композиции вселяли в неё уверенность  надежду. Помимо небывалого заряда энергии, разумеется.

- Приятно познакомиться. - кивнула Рувье, про себя отмечая, что ей странно везёт на фрау. Не обязательно модельно-прекрасных - немецкие женщины берут своё сильным темпераментом, которым многие француженки никогда не славились. Свой же несносный нрав Жаклин относила скорее к множеству перемен, произошедших в том возрасте, когда характер только начинает формироваться. Все эти ссоры с родителями очень выматывали её и просто вынуждали стать такой. А всё ради чего? Верно, ради искусства. Вот только совсем не того, что навязывали ей поначалу отец и мать.

- Я рада, что смогла на вас так повлиять. - произнесла она, смотря на Карлу. Первый порыв - отшить, уйти - был сведён на "нет", но теперь её терзал другой вопрос - что делать? Как она уже решила ранее - две группы, либо тормоза, либо маньяки. Разве что её знакомая относилась ко второй, но... откуда же тогда вдохновение?

- А что, маньяки не могут вдохновлять?

И словно в догадку, Карла и сказала пару слов о чрезмерном увлечении её творчеством. Обычно адекватные поклонники называли себя ценителями, но Рувье холодно относилась к таким людям, а таких признаний со стороны не слышала давно. Это, разумеется, была лесть, но лесть эффективная. И она, конечно же, действовала.

- Я польщена - заметила Жаклин, отводя взгляд - Но вместе с тем и уважаю вашу выдержку. Любой другой человек начал бы беседу именно с этого. Как следствие - сразу же упал бы в моих глазах. Приятно, что вы смотрите на меня, как на простого человека и только потом - как на композитора. Спасибо.

Однако следующий вопрос едва не выбил блондинку из недавно устоявшейся гармонии. Простое, с первого взгляда, предложение было ни чем иным, как... Нет, точно, сомнений быть не могло. Может быть и наглость, может невинная просьба. Однако, пристально глядя на Карлу, ей казалось, что первое, и никак иначе.

- Вы уже бы могли сделать это, пока мы сидели здесь. Наложить основные линии, нарисовать по памяти. Я плохо позирую... - начала она.

- А голой я позирую в сто крат хуже.

Слова, так просившиеся наружу, всё же нашли себя в следующей фразе:

- Надеюсь, позировать надо будет не в тёмном помещении, без одежды, прикрываясь только виолончелью?

Грубо? Ну, разумеется. Обычно сама Жаклин выступала инициатором таких предложений, а даже сама мысль о том, что её могут вот так вот сразу пригласить на сомнительного вида мероприятие тет-а-тет,  выводила Рувье из себя. Расправившись с кофе, Жаклин дописала пару строк текста и, убрав блокнот в чехол с инструментом, поднялась со своего места и стала ждать ответа, прежде чем уйти.

Рифма, так удачно пришедшая вначале, теперь шла через силу, но основа песни - музыка - не требовала каких-то изысков. Здесь можно было действительно развернуться. основные мотивы она записывала сразу же, чем разочаровывала старых знакомых и просто людей, которые обратили на неё внимание. Во всяком случае, было не так важно, что они не услышат этой композиции сейчас.

Это ведь только каркас, сырой вариант, который она нисколько не приводила в безупречный вид, как делала с каждой песней. Музыка была столь многогранна, что Жаклин казалось, будто она никогда не исчерпает список доступных ей нот и не сыграет всё в мире. В разных интерпретациях, но всё-таки совершенно разные, мелодии гуляли по миру, одаривая различных музыкантов. Снисходила муза, которая околдовывала творцов, и те, повинуясь её порыву, просто творили. Делали то, что у них получалось лучше всего. Неважно где, неважно в какое время. Даже реальность не играла роли, хоть и с быстрой записью нужных нот во сне сложно было столкнуться. Впрочем, мотивы, подаренные музой, всегда были так ярки, что сама Рувье помнила их даже после пробуждения. было очень удобно списывать свою неподготовленность к важным встречам и прогулы на порыв вдохновения. Сотрудники верили, понимающе кивали - только в случае, если это действительно было так, и Жаклин являлась на работу с толстой папкой, скрывающей исписанные листы. Ценителей в филармонии хватало, поэтому её всегда отправляли на прослушивание и критику. Место критике было всегда, но именно этот лист Рувье всегда выбрасывала. Но было и одно "но" - она делала это только после первого выступления. Если бы публика осталась бы недовольной, то девушка непременно бы развернула помятый лист и прочитала каждое слово, которое говорило о звучании, далёком от идеала, но в большинстве случаев этого делать просто не приходилось.

Руки охватила привычная, ноющая боль. Из-за сложности композиции она была вынуждена растягивать пальцы по грифу так, как не делала этого уже давно. Поморщившись, она продолжала играть, оставляя позади большую половину мелодии. Снова и снова. То откладывала инструмент от себя, то брала его вновь, не в силах закончить то, что могло бы быть и бесконечным.

- Тогда простите, что плохо о вас подумала - через некоторое время добавила Жаклин - Просто это уже не первое предложение, которое я слышу от художников. Мы приходим к ним, а уже там появляются какие-то причины, которые мешают им рисовать. Я не имею ничего против такого искусства, говорю сразу. И рисовать человека в одежде схоже с тем, что играть на инструментах в кожаных перчатках или когда инструмент находится в чехле. Я не хочу сказать, что это обязательное условие для рисования. Порой люди, красиво одетые, выглядят просто изумительно, но принимая во внимание ваши слова, я подумала именно так, как подумал бы любой человек в такой ситуации. Сегодня - свободный от выступлений день, и я одета не броско и так, чтобы привлекать к себе поменьше внимания. От этого тоже можно устать, если вы, конечно, понимаете...

Она вздохнула.

- А почему я рассчитываю на понимание? В этой ситуации я сама не проявила его. Но, чёрт побери, я устала и не настроена ни на какие беседы! То, от чего я могу убегать неделями, всегда настигает меня в самый неподходящий момент! Именно тогда, когда я просто жажду одиночества и поиска так нужного мне вдохновения, всё начинает играть против меня. Люди, природа и случай, будь он неладен! Я столько убегаю от этой невыносимой предопределённости, но всё бесполезно. Приходится только терпеть. Я ведь не общаюсь с поклонниками столь же грубо, как говорю с критиками? Так почему же эта особа, оказавшаяся со мной не в лучший момент, слышит от меня только недовольство? Она ведь не заслужила, так?

- Я поняла вас. - односложно ответила Жаклин - Я понимаю, как порой хрупок мир творчества, как подрагивает на ветру его пламя. Сейчас вы видите этот образ, а завтра он уже может пропасть, причём уже никакие потуги не смогут вернуть его обратно. Как человек, который понимает подобные порывы, я принимаю ваше предложение. Но как человек, который в единственный выходной всё равно должен за кем-то бегать - я зла и обижена. Да и не такой уж сегодня выходной, как бы мне хотелось. - Рувье вымученно улыбнулась - Спасибо. Я часто это слышу.

Пускай лесть. Пускай подхалимство. Пускай даже совершенно искренние слова, которых в современном мире так сложно добиться. Всё равно приятно.

Настроение медленно поднималось вверх, но когда Жаклин думала о том, что предстоит куда-то идти, вновь играть мелодию, выглядевшую теперь так непривлекательно, то те крупицы, которые стали крупицами хорошего настроения, падали в целое море плохо, медленного заполнявшего всю девушку.

- Да, я слышала о вас - что-то припоминая, кивнула Жаклин - Некоторые из моих знакомых хвалили ваши работы. По правде говоря, я собиралась немного разнообразить свою квартиру картинами и давно думала наведаться куда-нибудь, а тут вот как всё получилось. Надеюсь и вы не откажете мне, если я захочу приобрести у вас несколько картин. Изобразительное искусство близко мне, но в то же время чуждо, ведь мои руки просто другого типа.
- И максимум, на что меня хватает - добавила она - нарисовать небольшую афишу, которую всё равно доводят до ума другие люди. Либо что-нибудь нейтральное, что обычно оказывается обложкой диска с моей музыкой. Так что... - она поправила закинутый на плечо чехол с виолончелью, которую уже давно убрала, и повернулась к Карле - Идёмте.

Скрыть раздражение было непросто, но Жаклин постаралась быть приветливой, насколько это возможно. Достичь компромисса при таком характере было непросто, но приходилось выбирать что-то одно. Либо нравится всем, либо быть королевой в высокой башне, взирающей на всех сверху вниз. Понятное дело, что при такой творческой деятельности и постоянном контакте с людьми Жаклин не могла позволить себе такой говор хотя бы потому, что рисковала лишиться всеобщего уважения. За место она не боялась, но не менее важны были и отношения с поклонниками, которых было немало. Разве она не испытала это чувство гордости за себя, пока просто играла в кафе? Разве не чувствовала, что притягивает людей? Ответ был очевиден, и ради того, чтобы сохранить такое отношение к себе, Рувье была готова пожертвовать своим плохим настроением. Более того, её очень заинтересовала то, что новая знакомая была художником. Всегда трепетно относившаяся к этому виду творчества, Жаклин была очень рада, что кто-то решился её нарисовать, ведь раньше подобных предложений ни от кого не поступало.

- Интересно, а что она сделает с картиной? Конечно, держать собственный портрет где-нибудь в гостиной больше тянет на открытые проявления нарциссизма, но я хотела бы посмотреть на её работу, когда она будет закончена. Всё-таки, сегодня не такой плохой день, каким я считала его с утра. Определённо, кафе стало местом встреч двух уставших душ. Может, стоит посвятить новую песню именно этой встрече?

Жаклин вздохнула, вспоминая, сколько работы ей предстоит завтра, а зная понаслышке, что портреты за час не пишутся, прикинула, что подобные позирования займут у неё всю ночь. Если не больше, и не придётся каждый день ходить к новой знакомой.

- Искусство требует жертв - усмехнулась Рувье своим мыслям - Только до этого дня у меня не было возможности ощутить это в полной мере. Пускай будет так, наверняка даже в этом занятии, нарушившим мои планы, тоже будут свои плюсы.

Жаклин вспомнила и собственные моменты озарения, не поддающиеся никакому контролю. Если в голову западал мотив, который она так боялась забыть, то тут же начинала записывать, напевать, притоптывать, совершенно игнорирую окружающую среду. Неважно, говорила ли она с кем-то по важному делу, находилась в ванной или же давала концерт. Публике было проще понять, почему девушка отклоняется от намеченной песни, играя что-то своё. Ноты можно было не запоминать и при случае подобрать уже знакомую мелодию на слух, но когда она общалась с незнакомыми людьми, это было сделать сложнее, учитывая более длинный временной разрыв между созданием композиции и её воплощением в жизнь.

- Так что было бы чему удивляться... - рассудила она, максимально точно поняв планы Карлы. - Но можно смотреть на это с другой стороны - не каждый может удостоиться чести быть нарисованным. Может, мой портрет кто-нибудь купит. Как это мило. Конечно, я скромна, но мне приятно поклонение - чуть было не рассмеялась Жаклин, пытаясь вернуться к разговору.

- Я рада слышать о ваших познаниях в плане души - ответила Рувье - Мы с вами видим разные её аспекты и по-разному смотрим на мир. И, несмотря на это, мы настолько схожи в том, что хотим сделать его лучше, что подобные разногласия стираются на фоне творчества. Я творю не за деньги, мне просто приятно играть. В какой-то степени приятно делать то, что у меня получается лучше всего. И я рада, что кому-то ещё нравится, как я терзаю руками и губами музыкальные инструменты. - улыбнулась она.

- Конечно, я давно не брала в руки экзотических инструментов, вроде саксофона, которым владею не так хорошо, или, скажем, довольно детских в плане создания, сотворения... вроде концертины, но я не жалею. Значит, их час ещё не настал. Я думала о том, чтобы сменить амплуа и дирижировать, когда филармония открыта для посещения и используется для особенно важных концертов, но смотря на это со стороны понимаю, что моё место среди музыкантов, в оркестровой яме. Впрочем, не буду вас утомлять. Как вы понимаете, о музыке я могу говорить часами напролёт, как о совершенно неисчерпаемой чаше, в которой всегда теплится жизнь. Думаю, что и вы тоже можете многое рассказать мне о изобразительном искусстве.

На самом деле Жаклин больше любила слушать, чем рассказывать. Много говорить она не любила, считая, что слова важны только тогда, когда они действительно важны. Нет смысла объяснять множеству людей то, что они всё равно не поймут, равно как и нет смысла судить слишком высокомерных и гордых натур, от которых за версту веет пафосом, а в действительности они представляют из себя пустышку. Чаще всего - детей в возрасте с жутким комплексом неполноценности. Рувье брезговала такими людьми, но знала, что сама в чём-то похожа на них, поэтому в последнее время стала действовать не так, как хочется ей, а так, чтобы быть действительно любимой, а не только внушать себе это чувство. И, в довершение ко всему, уважение ведь не выбирают.

Карла не солгала - до галереи они дошли действительно быстро. Здание было знакомым - Жаклин несколько раз проходила мимо, но не заглядывала внутрь, чтобы смотреть картины. Причиной, как и в большинстве случаев, было полное отсутствие свободного времени. Или же, иллюзия отсутствия свободного времени. Иногда хотелось провести остаток дня в пассивном отдыхе, обнимая во сне подушку или же наслаждаясь ароматом пены для ванны. Ночь была порой открытий, поэтому Рувье засыпала вечером, ближе к девяти часам. Телефон благополучно выключался, а коллеги, несколько раз спросив для приличия, почему ей нельзя дозвониться, вскоре просто перестали делать это в строго определённые часы. Но ближе к полуночи, когда приходилось прерывать свой сон, новых звонков не поступало и ритуал подглядывания за звёздами вступал в свои права.

- А я как-то думала, что уже погибла... Увы, погибну я только тогда, когда разучусь мечтать. Как же это прекрасно, смотреть на звезды и представлять, что можно когда-нибудь оказаться среди них, в чёрной бесконечности, припорошенной звёздами, будто отдельными кристаллами снега, рассыпавшимися по неизвестной тьме...

Мастерская произвела на Жаклин куда большее впечатление, чем сама галерея. Ей нравилось наблюдать работу в разрезе, быть за кулисами и видеть, как по крупицам, постепенно, создаются шедевры. Наверное, и в этом сказалась её работа, когда симфония музыки составляла созвучие всех инструментов, которые были задействованы в ней. Конечно, публике не понравилось бы отдельное ворчание контрабаса или писк скрипки, но в целом музыка настолько завораживала их, настолько наполняла их сердца теплом, что хотелось и дальше продолжать творить. Создавать что-то без поддержки поклонников было бы вполовину скучнее, чем с незримой поддержкой, которую ощущали и другие музыканты. Пускай они приезжали и уезжали, но они всегда были частью этого здания, где ноты заполонили даже самые мелкие трещинки. Там, где ноты были повсюду...

Она лишь кивнула, не зная, куда можно присесть, и поспешила сказать:
- Я - материал. Сажайте так, как видите. Только не в позу лотоса - добавила Жаклин с улыбкой - Полагаю, что работа займёт достаточно длительное время, поэтому я бы не отказалась от кофе. И прошу меня простить, если я всё-таки засну. День у меня был не из лёгких.

C трудом сдержав очередной порыв заснуть, Жаклин продолжала рассматривать мастерскую, не забывая и о её владелице, взгляд которой, в свою очередь, был прикован только к гостье. Однако, француженка не испытывала даже тени смущения, как бывало раньше, в учебных заведениях. Будучи молодой, она порой не могла выдержать даже одного пристального взгляда, но выступления соло в зале, где стоит полная тишина, а при этом сам зал полон до отказа, научили её выдержке. Там, где даже одна-единственная ошибка может стоит всех ранее заработанных хороших оценок и рекомендаций, нет места недостаточно профессиональным музыкантам, но сама Рувье была более лояльной к своим ученикам. Поначалу ошибки бывают неизбежны, и если не поощрять их, относя это на порыв творчества, то со временем их число сокращается. Всё становится на свои места, руки начинают владеть инструментом так уверенно, как никогда прежде. Наступает чувство полной гармонии с музыкой.

Именно так она и училась. Со временем чужие взгляды перестали её смущать. Если люди смотрят, значит она им нравится. Без доли тщеславия, Жаклин могла утверждать это, поэтому оценивающий взгляд Карлы вызвал у неё лишь улыбку. К тому же, её подруга (теперь уже подруга?) была художником, а значит ей нужно было запомнить основные черты. Сама Жаклин не вникала в процесс создания картин, но была уверена, что, подобно музыке, они также создаются из частей.

- С другой стороны, зачем смотреть на меня, когда она и так может представить мой портрет, будучи, по её словам, фанаткой? Может быть, я видела в её глазах неподдельный интерес... Как любопытно было бы спросить об этом поподробнее, но, боюсь, что тогда я буду той, кто читает её мысли. Разве что, моё поведение будет направлено только на получение ответа относительно этого. Вопрос я не задам, ведь он и так застыл в её глазах...

Серых, блеклых, но при этом невероятно живых. Глаза часто манили Жаклин, но всегда оставались для неё загадкой. Да и скорее это было увлечение поэтов и других художников. Написать песню, раскрывающую потенциал зеркала души ей не удавалось ни разу и в конечном итоге Жаклин оставила попытки. Во всяком случае, можно было рано или поздно, но вернуться к этому, пока же она делала то, что делалось, творила то, что творилось. И находила покой в этом.

Тем временем Карла уже заварила кофе, а Жаклин отметила, что отвлеклась, смотря в её глаза. Такие действия, как правило, были признаком повышенного интереса, но сейчас Рувье отмечала, что больше чувствует себя уставшей, чем настроенной на разговор, так или иначе готовый привести знакомых к обсуждению достаточно личной темы. А там можно будет просто сослаться на то, что это всё сон. Он завладевает и подчиняет себе. Душит и причиняет боль, когда что-то идёт не по его воле. В отличие от глаз, тема снов была широко воспета Жаклин в песнях. Не тех композициях, что исполнялись в филармониях, а более простых песнях группы, собранной коллегами по работе. Мелодичный, тягучий, словно песнь самого Гипноса, фолк. Количество инструментов и сами инструменты часто менялись, но звучание никуда не исчезало, будучи, хоть и не уникальным, но завораживающим.

- Думаю, что и я слишком задумалась...- ответила Рувье - Нет, благодарю, ничего не нужно. Обычно я пью кофе со всевозможными примесями. Но все они только ослабляют его эффект, а сейчас наше вкушение кофе - скорее доппинг против сна. Для меня - уточнила Жаклин - Я удивлена, что вам нравится кофе не меньше, чем мне. Благодарю за то, что переводите на меня такой редкий сорт - вновь улыбнулась она.

- Чёрт, ну почему это звучит как сарказм? Неужели я не умею иначе? Мне так приятна подобная забота, а в ответ я говорю незнамо что! Но не извиняться же мне на каждом шагу! Иначе это будет выглядеть просто нелепо. Думаю, что ко мне просто надо привыкнуть. Некоторые это понимают. Надеюсь, что и Карла - как раз из таких людей.

Поблагодарив хозяйку за предоставленный стул, Жаклин устало опустилась на него. Инструмент, который покоился в чехле, был привычно зажат ногами, а она принялась маленькими глотками пить горький напиток, наслаждаясь ароматом.

- Так вы хотите рисовать меня или мои руки? - заметила блондинка - Если их, то они в вашем распоряжении. - она распрямила ладони и растопырила пальцы, давая возможность лицезреть их во всей творческой красе, под которой Жаклин подразумевала некрасивые, но умелые работы, а также многое другое. В данном случае, собственные руки. - Впрочем, это ваш образ, и вам, конечно же, виднее. - согласилась она, не считая нужным спорить с мастерицей.

- Так странно... Сон уже почти сошёл. А мне так хочется что-нибудь сыграть... Не из классики, а просто то, что мне подскажут руки. Я уже несколько дней не чувствовала в них такой энергии, и думаю, что не кофе сыграл в этом решающую роль, а встреча с этой девушкой. Вполне возможно, что обоюдовыгодное знакомство повлечёт за собой дружбу или... обещаю, об этом я подумаю завтра. Негоже принимать решения, когда голова требует отдыха... Определённо, я нахожу её красивой, что странно, ведь это совсем не мой типаж. Скорее, вместо тех ангелов, с которыми я встречалась раньше, мне попался чертёнок. И неизвестно, что же будет дальше...

Жаклин с готовностью извлекла инструмент из чехла и провела по струнам смычком. Быстро подкрутив колки, она замерла, удивлённая следующей просьбой Карлы.

- Но в таком случае вам будет сложнее изобразить это. Когда я играю, я часто не контролирую себя в плане движений. Они могут быть как резкими так и плавными, что уж говорить о синхронности...

Но дважды просить не пришлось - она начала играть, сперва поглядывая на художницу. Мелодия цеплялась за верхние ноты, в конце став утробной, как рык зверя, после чего вновь продолжила контраст перехода. Музыка была новой, нигде ранее не обыгрываемой и, как и решила Жаклин, нисколько не подходила для публичного исполнения. Наполненная грустью, мелодия перешла на весёлые ноты ещё не скоро, создавая ощущение потери. Тем не менее, Рувье решила дополнить её, включив в исполнение и голос. Мелодичный вначале, он огрубел с течением песни, и в особенно сильных моментах Жаклин дополняла припев простыми, но в то же время магическими словами "Ведь этот путь ведёт в никуда, а шаг внутри - как чёрная дыра". На звание поэта она не рассчитывала, но было важно дополнить музыку, что девушка и сделала.

Она не знала, рисует Карла или нет - глаза Жаклин были закрыты, времени от времени смотря только на инструмент. Она была поглощена любимым занятием и была готова остановиться только тогда, когда надо будет сделать это. В который раз пожалев о том, что диктофон опять остался выключенным, Жаклин продолжила играть, дав волю пальцам, в которых ощущала небывалую энергию. Они были такими чувствительными, что ощущали едва заметные покалывания воздуха и идеально ложились на струны и скользили по ним. Музыка продолжала жить в ней, даруя спокойствие, но не усыпляя.